Говорят, в Х веке киевский князь Святослав перед неравной битвой напутствовал своих воинов: «Да не посрамим земли Русския, но ляжем костьми тут, бо мертвые срама не имут...». Князь все сказал правильно. Легшие костьми за Родину Байда, Елизаров, Макушин и миллионы других срама не имут. Но при этом они, ценой своей жизни отстоявшие наше с вами право на жизнь, за себя постоять уже не могут. Это должны делать мы, их потомки, свято храня память о павших героях и тщательно оберегая места их вечного упокоения. И все послевоенные годы мы «хранили» и «оберегали», да так рьяно, что сегодня лишь у одного из десяти погибших в годы Великой Отечественной войны известно его имя и место захоронения! Вот и подошли мы вплотную к разговору об одной из самых постыдных страниц нашей истории.

Эх, знал бы Кирилл Иванович и его погибшие друзья-побратимы, как все обернется на самом деле, и чьи могилы будут зарастать бурьяном...

Уже летом 1945 г. Управление по персональному учету потерь сержантского и рядового состава Действующей Армии и пенсионному обеспечению их семей Главупраформа РККА провело инспектирование воинских кладбищ и могил. В октябре того же года результаты этой проверки были отражены в докладе начальника Управления генерал-майора Шавельского.

Тогда же был оперативно разработан и представлен в Совет Народных Комиссаров СССР вполне толковый проект Постановления «Об увековечении памяти Советских воинов и партизан, погибших в боях Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.». Однако неизвестно, рассматривался ли он правительством. Нет, что-то в этом направлении делалось. Так, в 1949 г. начались работы по паспортизации воинских погребений. Все братские могилы надлежало паспортизировать по единой установленной форме. Однако в составленных паспортах памятников и братских могил не было указано ни имен, ни количества погребенных. А к 1950 г. и от самих братских могил мало что уцелело.

Другими словами, постановлений по этой проблеме было достаточно, вот только реальное положение дел все более ухудшалось. К тому же в середине 50-х годов Министерство обороны СССР по чьему-то преступному (иначе не назвать!) приказу тупо уничтожило десятки миллионов первичных учетных документов военкоматов о призыве, мобилизации и прохождении воинской службы рядового и сержантского состава РККА в 1939-1945 гг., после чего стало невозможно отследить путь воина с места призыва до войсковой части на фронте. При этом государство избежало массу финансовых проблем по выплате многомиллиардных пенсий родственникам погибших и пропавших без вести бойцов. Тогда же началась вакханалия, получившая название «перенос» или «укрупнение» воинских погребений с установкой на них бетонных или гипсовых монументов-клонов со стандартными надписями «Вечная слава героям, павшим за свободу и независимость нашей Родины».

И ладно, если бы дело касалось заброшенных могил в лесах и болотах, за которыми некому было ухаживать. Так нет, даже из индивидуальных захоронений на кладбищах, вместо того, чтобы привести погребение в порядок и поставить на учет, останки воинов вытаскивали и везли куда-то в общую братскую траншею. При этом протоколы эксгумации должным образом не составлялись, либо были впоследствии утрачены. Теперь же восстановить персональную информацию о погибших нереально. Подобное безобразие творилось по всей стране, пронеслось это чумное поветрие и по Украине.

Так, в 1956 г. произошло массовое перезахоронение павших советских воинов в Зборовском районе Тернопольской области. Из окрестных сел в братскую могилу на перекрестке дорог Заложцы – Тростянец свезли останки 1866 солдат и офицеров. Среди них и прах капитана Анатолия Максимовича Елизарова, который вместе с К. И. Байдой принимал в Свердловске от работниц хлебомакаронного комбината первую «Боевую подругу». Первоначально Елизаров вместе с пятью другими офицерами 93 отбр, погибшими в результате бомбежки 18 июля 1944 г., был похоронен в ограде церкви в д. Нище — можно ли для упокоения погибшего воина найти место лучше! Но советские чиновники думали иначе (если вообще думали), занимаясь перезахоронением, которое правильнее назвать осквернением могил. Надо признать, А. М. Елизарову повезло: в списках погребенных в братской могиле он значится под № 509. А вот пяти других офицеров — ст. лейтенанта а/с Д. Ф. Соколова, лейтенанта В. И. Смирнова, ст. лейтенанта ГБ И. И. Быданова, техника-лейтенанта М. Н. Молоткова, лейтенанта м/с С. Н. Сигабатулина — в этих списках нет вообще. Где покоится их прах — неизвестно. Павшие за Родину и похороненные своими боевыми товарищами офицеры стараниями наделенных властью подлецов в буквальном смысле исчезли, пропали без вести.

Подобное преступное головотяпство происходило и в Старосамборском районе: из Сусидовичей, Лютовиска и других близлежащих сел останки советских воинов были свезены в с. Надыбы. Здесь в братской могиле обрели вечный покой 277 солдат и офицеров. В 1965 г. на месте братской могилы был торжественно открыт мемориал с фигурой скорбящего воина. На мраморных плитах были выбиты имена павших воинов. Но не найти среди них мл. лейтенанта С. В. Калюжного, погребенного ранее на северо-восточной окраине с. Сусидовичи, мл. лейтенантов Б. Алыкулова и И. И. Кондакова, чьи могилы находились там же напротив школы, капитана А. С. Горбунова, похороненного вместе с Байдой в с. Лютовиска.

Останки 1 млн 300 тыс. погибших военнослужащих попросту «исчезли» в результате непродуманных (или все же кем-то продуманных и просчитанных?) массовых перезахоронений в 50-60-е годы прошлого столетия.

Такая же незавидная участь — сгинуть в небытие — была уготована и К. И. Байде. Он не попал в список героев при жизни, не нашлось ему там места и после смерти. И лишь стараниями и беззаветным упорством Розалии Михайловны Шасолиной светлое имя Кирилла Ивановича Байды удалось все же выдернуть из черной дыры забвения. 

После выхода на пенсию в 1961 г. Р. М. Шасолина все силы направила на установление судьбы своего легендарного земляка. Не надо забывать, что в 60-е годы это было практически безнадежным делом. Все документы, касающиеся войны, были надежно закрыты в архивах. То же касалось и информации из Министерства обороны. Но целеустремленность этой женщины не знала границ. Удача сопутствовала Розалии Михайловне. Через генерала Н. К. Попеля, с которым она случайно познакомилась, ей удалось выйти на генерала армии Д. Д. Лелюшенко, бывшего командующего 4 гв. танковой армией. Столь же случайной и не менее удачной оказалась ее встреча с председателем научного военного общества при Киевском доме офицеров генерал-лейтенантом запаса Сергеем Георгиевичем Горячевым. С его помощью удалось разыскать бывшего командира бригады Сергея Клементьевича Доропея. Постепенно стали выявляться обстоятельства гибели К. И Байды. Выяснилось, что с места первичного захоронения в Лютовиска его прах был перенесен в братскую могилу в соседнее село Надыбы. Имени похороненного воина долго никто не знал. Его имя высекли на плите мемориала лишь в начале 70-х годов стараниями Р. М. Шасолиной и ее добровольных помощников. По словам местных жителей до этого они о Байде вообще не слышали. Это дает основание предполагать, что на момент перезахоронения могила Байды в Лютовиска находилась в плачевном состоянии и уже тогда была безымянной. Видимо, то же произошло и с могилой Горбунова. А могло статься, что их с Байдой вообще не перезахоранивали, такие случаи нередки. В настоящий момент по сообщению жителей с. Лютовиска на старом сельском кладбище у церкви находится несколько захоронений местных священников. Обнаружено и несколько безымянных могил с крестами. Чьи они?

Это событие произошло по всей вероятности в 1970 г. (либо чуть ранее), поскольку в одном из последующих писем сообщалось, что личный состав части с честью завершил Ленинский юбилейный учебный год, полностью выполнил принятые обязательства, и часть заняла первое место в соединении. Окрыленная успехом, Шасолина отослала в часть копии всех фронтовых писем Байды. Эти материалы хранились в музее боевой славы части. К сожалению, контейнер со всеми музейными реликвиями бесследно исчез во время вывода полка из ЗГВ.

В 1972 г. на мемориале в с. Надыбы была организована торжественная встреча, на которой, помимо Р. М. Шасолиной, присутствовали делегация работниц свердловского хлебомакаронного комбината № 1 и делегация земляков К. И. Байды из Кривого Озера. Приехала также вдова Байды и его брат. Кроме того, в торжественном мероприятии участвовал и бывший командир башни первой «Боевой подруги» Степан Яковлевич Яшкин.

Было бы интересно узнать, что подразумевал автор очерка под «третьим танком», связанным с именем Байды. Неужели третья «Фронтовая/Боевая подруга», на этот раз в составе 68 гв. танкового полка? Пока никаких сведений на этот счет найти не удалось. Что же касается соревнования за право носить имя героя, то эта традиция не только прижилась, но и получила дальнейшее развитие. В 80-е годы наводчики орудий, командиры танков и офицеры — отличники боевой учебы, имеющие по итогам двух периодов обучения оценку «отлично» по огневой подготовке, награждались особым знаком «Байдовский стрелок».

В 70-е годы в полк приезжала Р. М. Шасолина. А в начале 1980 г. полк посетила делегация земляков К. И. Байды. Это событие было отмечено центральной прессой.

    

В том же году в 68 гв. танковом полку произошло еще одно знаковое событие. Тогдашний командир полка гв. подполковник Владимир Иванович Сковородко решил установить у въезда в часть памятник воинам-танкистам. По его замыслу таким памятником должен был стать танк на постаменте. К сожалению, Владимира Ивановича уже нет среди нас, но память о себе он оставил добрую и долгую!

Чтобы воплотить идею в жизнь, предстояло решить одну весьма непростую задачу: найти танк. Первый блин, как водится, вышел комом. Раскуроченную и разграбленную тридцатьчетверку приволокли откуда-то из болота под Франкфуртом-на-Одере, но она оказалась настолько разукомплектованной и битой, что от затеи с памятником пришлось отказаться. Но, как это нередко бывает, помог случай. Вот что рассказал Анатолий Васильевич Руднев, в 1979 г. начальник штаба (а позднее командир) 68 гв. тп

Размещавшийся в Котбусе учебный мотострелковый полк перевели в Форст Цинну. Полк ушел, бросив на полигоне учебного центра Штаков несколько давно списанных тридцатьчетверок.

Расположение полка заняли десантники, которые вскоре стали готовить остатки разбитой бесхозной техники к сдаче в металлолом — для них эта груда хлама интереса не представляла. Такого варварства танкисты допустить, естественно, не могли. «Операция» по спасению тридцатьчетверки была поручена командиру ремроты Ф. Ф. Ялозницкому. На полигон в Штаков была отправлена группа из трех машин: ГАЗ-66 зампотеха полка, МАЗ-537 из рембата и «Урал» с бойцами, сваркой и инструментами. Быстро выбрали танк, что получше, и загнали его на тягач. Кое-что недостающее поснимали с других машин, после чего двинулись в обратный путь.

Далее сюжет развивался по законам криминальной комедии. Прапорщику Владимиру Алексеевичу Кротенко довелось быть участником тех событий.

Фактически командование полка действовало на свой страх и риск. «Наверху» подобную самодеятельность могли, мягко говоря, не понять. Тем не менее вышестоящее командование, разобравшись в ситуации, решило поддержать инициативу командира полка. Политаппарату затея с памятником тоже понравилась, ведь близилась знаменательная дата — 35-летие Победы в Великой Отечественной войне. Проект получил одобрение, к делу подключились немецкие товарищи. Они в качестве шефской помощи предоставили материалы для строительства постамента и технику для подъема на него танка. Работа спорилась, и 9 мая 1980 г. в Бернау на территории 68 гв. танкового полка был торжественно открыт памятник-танк. Разумеется, на башне тридцатьчетверки, восстановленной полковыми умельцами буквально из металлолома, гордо красовалось имя: «Фронтовая подруга». В части, в которой когда-то воевал К. И. Байда, по-другому быть просто не могло!

           

Здесь необходимо добавить еще одну интересную подробность, касающуюся памятника.

После этого танк-памятник «Фронтовая подруга» на долгие годы сделался главной достопримечательностью гарнизона. Здесь принимали Присягу новобранцы и проводились торжественные мероприятия. В 1983 г. тут встречали генерала армии Д. Д. Лелюшенко, проводившего в полку инспекторскую проверку (об этом с юмором вспоминает А. В. Руднев, в то время командир полка, в своем рассказе «Рубашка комдива»). Практически для каждого воина полка стало непреложным правилом иметь в дембельском альбоме фотографию «Фронтовой подруги».

           

В 1993 г. в составе 90 гв. танковой дивизии 68 гв. танковый полк стал готовиться к отправке в Россию. Вместе с полком на Родину возвращалась «Фронтовая подруга». Но не все прошло гладко. Поначалу местные власти вообще не хотели выпускать «Фронтовую подругу» из Германии, и платформу с ней пришлось отцеплять от состава. Принимая эшелон, педантичные немцы не обнаружили в альбоме необходимых схем погрузки Т-34. На всю современную технику, включая Т-80У, имелись, а на тридцатьчетверку не оказалось. Но, возможно, причина была вовсе не в этом. Поговаривали, что некоторые весьма обеспеченные граждане ФРГ имели желание приобрести «Фронтовую подругу» по сходной цене. Вопрос с ее отправкой на Родину решился лишь через несколько дней.

    

Вместе с другими частями 90 гв. тд 68 гв. тп был дислоцирован в пос. Рощинский Волжского района Самарской области (позднее здесь стал функционировать военный городок Черноречье, построенный на немецкие деньги).

Здесь же после вывода из ЗГВ дислоцировалась еще одна часть 90 гв. тд — 81 гв. мотострелковый полк. Полк вывез в Россию аналогичную реликвию — танк «Мать-Родина», до этого стоявший на постаменте на месте предыдущей дислокации полка в гарнизоне Эберсвальде.

           

Долгое время «Мать-Родина» и «Фронтовая подруга» стояли неподалеку друг от друга. Скорее всего именно это обстоятельство стало причиной полной неразберихи в наименованиях, возникшей в дальнейшем. Осенью 1997 г. 90 гв. тд была расформирована и преобразована в 5968 гв. бхвт (танковых войск), а свернутый 68 гв. тп стал в ней отделом хранения танковых войск. Судьба 81 гв. мсп некоторое время была неопределенной, в конце концов его преобразовали в бригаду и передислоцировали в п. Кряж. «Мать-Родину» отправили в Саратов, где установили на постамент под другой легендой и именем. Лишь в мае 2013 г. стараниями множества неравнодушных людей легендарной тридцатьчетверке удалось вернуть ее «биографию» и имя. А осиротевшую после расформирования 68 гв. тп «Фронтовую подругу» установили на постамент в Рощинском. Увы, занимавшиеся этим должностные лица, особо не вникая в суть вопроса, благополучно заблудились даже не в трех соснах, а в двух именах.

Ситуация с подменой имен разъяснилась весной 2014 г. благодаря юным поисковикам пгт Рощинский. Именно они расспросили последнего командира 90 гв. тд генерал-майора Н. Ф. Сурядного. Оказалось, что, когда в 1994 г. турецкая фирма «Текфен» построила новый военный городок, в центре его было решено установить памятник-танк. Выбор пал на «Фронтовую подругу» (возможно потому, что 81 гв. мсп уже готовился к отправке в Чечню). Однако кому-то название танка не понравилось и появилось мнение, что танк c именем «Мать-Родина» на постаменте смотрелся бы более патриотично. Но, поскольку установка, а тем более переустановка танка — дело трудоемкое и хлопотное, офицерское собрание приняло решение просто переписать имя на башне, что и было сделано.

В результате «Фронтовая подруга» превратилась в «Мать-Родину». Однако на постаменте в Рощинском — именно «Фронтовая подруга», стоявшая когда-то в Бернау! И доказать это не просто, а очень просто. Мало кто знает, но у подлинной «Фронтовой подруги» есть одна особенность, благодаря которой ее невозможно спутать ни с какой другой тридцатьчетверкой. Примета для опознания настолько четкая, что идентифицировать танк сможет даже человек, ни разу доселе машину не видевший! Сравните сделанные примерно в одном ракурсе снимки обеих машин. Обратите внимание: у рощинской тридцатьчетверки ствол длиннее.

    

Это не обман зрения. Просто на ней вместо штатной 85-мм С-53 установлена пушка Д-10С калибра 100-мм¹⁸. История этой необычной «модернизации» такова. В далеком уже 1980 году перед ремонтниками, прибывшими на полигон Штаковского учебного центра, чтобы подобрать машину для памятника, открылось удручающее зрелище. На учебных местах стояли брошенные мотострелками за ненадобностью несколько безнадежно изувеченных Т-34-85 и одна, непонятно как сюда попавшая, СУ-100. Некогда грозные боевые машины находились в плачевном состоянии. У всех тридцатьчетверок (в том числе и у той, которую выбрали на роль «Фронтовой подруги») отсутствовало пушечное вооружение, вместо орудийных стволов из башен торчали куцые огрызки бревен. Пушка имелась лишь у СУ-100, и ее с самоходки тут же срезали. Дальнейшее было делом техники и армейской смекалки. В полку, не мудрствуя лукаво, более длинный, чем у Т-34, ствол самоходки калибра 100-мм аккуратно приварили к маске 85-мм пушки танка. Получилось вполне хорошо.

Три года назад, когда я только приступил к сбору материалов по танку «Мать-Родина», коллеги из Рощинского любезно откликнулись на мою просьбу и прислали фотографии лобовой части башни тридцатьчетверки, установленной у них в поселке. На снимках прекрасно видно, что орудийный ствол намертво приварен к маске. Вывод однозначен: стоящий на постаменте в Рощинском танк «Мать-Родина» в действительности является танком «Фронтовая подруга» из Бернау.

           

Возможно, назрела необходимость инициировать усилия по возвращению боевой машине ее настоящего имени. Негоже оставлять ошибки там, где их можно и нужно исправить. Вот только надо заранее решить, какое имя должно быть у тридцатьчетверки. То, что первая машина называлась «Боевая подруга», доказывают архивные фотографии. Но как быть со вторым танком (а, значит, и с танком в Рощинском)? Не с потолка же взял и вставил в свои мемуары политработник Д. И. Кочетков имя «Фронтовая подруга». С другой стороны, телеграмму замначупраформа РККА о вручении Байде второй «Боевой подруги» вряд ли можно считать безупречным доказательством, ведь даже непонятно, кем она была подписана. Кстати, судьба второй машины пока остается неизвестной. Работа по воссозданию истории танка еще далека от завершения и обязательно будет продолжена.

Но, думается, в любом случае будет правильным вернуть танку имя «Фронтовая подруга». Потому что с этим именем он вознесся на постамент в Бернау. С этим именем он разлетелся по свету тысячами фотографий из солдатских альбомов. С этим именем он навсегда остался в памяти наследников боевой славы Байды — воинов 68 гвардейского танкового Житомирско-Берлинского Краснознаменного, орденов Суворова, Кутузова, Александра Невского и Богдана Хмельницкого полка, завершившего здесь, в Рощинском, свой ратный путь.

И, наконец, так называл свой танк Кирилл Иванович Байда.

А жизнь положившие за Отечество срама не имут. И потому всегда правы!